Контракт со зверем - Наташа Шторм

Старушка задумалась.

– Не спеши, дочка. Ты не можешь лишать мальчика памяти об отце. И не ругай ребёнка. Мой тоже в пятнадцать лет угнал отцовскую «Волгу», врезался в столб, слава Богу, сам жив остался. Такие они, мальчишки.

Я опять вздохнула.

– Ты вот что… приходи сегодня ко мне в гости на ужин, часикам к семи. Я Сашку приглашу. Он хоть парень резкий и прижимистый, но грамотный. Эко дело, мать-одиночку на счётчик ставить! У нас не девяностые. Сашка или сам всё уладит, или денег даст.

– С чего бы это? Я не смогу просить занять такую сумму совершенно незнакомого человека.

– А ты и не будешь. Я сама попрошу. Матери он не откажет. Он только и делает, что откупается от меня. Не понимает, что в моём возрасте деньги уже не нужны. Нужны внимание, забота… Но, раз времени на такие пустяки у него нет, заплатит, как миленький.

Я покраснела.

– Неудобно как-то.

Старушка встала и гордо выпрямила спину.

– Тебе сына спасать надо, а не об удобствах думать. Значит, в семь.

Не успела драгоценная Вера Львовна покинуть мой кабинет, как в него ворвался наш главный врач, Леонид Иванович. С Лёнькой я училась в одной группе и даже не догадывалась, что из весьма посредственного студента он превратится в грамотного администратора.

– Ань? Что случилось? Ты дорогу в мой тронный зал забыла или язык от счастья проглотила? Почему я всё узнаю от посторонних?

Я выгнула брови.

– Что ещё случилось?

Главный присел за стол и закатал рукав белого халата.

– Померь-ка мне давление, да валерианочки накапай.

Я послушно выполнила процедуру.

– Сто сорок на девяносто.― Встав, я подошла к шкафчику с медикаментами.

– Не нужно валерианочки. Передумал. Я лучше коньячку грамм пятьдесят для расширения сосудов глотну. Сядь.

Я послушно устроилась за столом.

– Ань! Мы знаем друг друга почти двадцать лет. Неужели ты решила, что я не войду в твоё положение? Бери хоть полгода отпуска. Я не против.

– Лёнь? Ты бредишь? Да что за неделя такая? Мир вокруг сошёл с ума. Я не собираюсь в отпуск, да и ты меня всегда отпускал не больше, чем на десять дней. Что случилось?

Пришла очередь главного удивляться.

– Ты хочешь сказать, что не знаешь никакого господина Мажарова, что не выходишь за него замуж и не улетаешь в Америку? И тебе не нужны эти четыре месяца?

Я тяжело вздохнула.

– Я никуда не улетаю. Забудь.

Главный почесал лысеющий череп.

– Ты там сама разбирайся со своими мужиками, а лично я спонсора терять не намерен.

– Какого спонсора, Лёнь?

– Правильного. Он и ремонт обещал сделать, и с медикаментами помочь.

– Мажаров?

– Да.

– Лёнь! Не ввязывайся. Ты его не знаешь. Он потом душу твою потребует, а весь коллектив попадёт к нему в рабство на двести лет.

Леонид Иванович взялся за ручку двери и погрозил мне пальцем.

– За поликлинику, Данилова, и душу можно заложить. А ты… это… с завтрашнего дня в отпуске.

О, если бы я могла что-то разбить или сломать, мне бы стало гораздо легче. Когда успел этот Мажаров встретиться с главным? Что он наговорил ему? Ненавижу! Мне показалось, или вдоль металлического забора промчался злополучный чёрный Джип?

Я собиралась быстро, по-солдатски. Вымыв и втянув утюжком непослушные локоны, я надела своё лучшее платье, чёрное, приталенное, с широкой юбкой и кружевным подъюбником. Скромный вырез, небольшой скошенный рукав. Тяжело вздохнув, я распечатала единственную упаковку колготок, припрятанную «на всякий случай». Немного косметики. Вуаля! Я готова. Сын стоял у дверей своей комнаты и мрачно наблюдал, как я втискивала отёкшие к вечеру ноги в изящные лакированные туфли на небольшом каблучке и накидывала на плечи шерстяное пончо.

– Ты надолго?

– Как пойдёт.

– На свидание собралась?

Я усмехнулась.

– А если и так? Или ты решил, что мой удел ― работа на две ставки и пахота в квартире?

Ромка взъерошил волосы.

– Не, а я чё? Если мужик хороший…

Я подошла к сыну и чмокнула в щёку.

– Да не переживай ты так. Никакого мужика кроме тебя у меня нет. Вера Львовна пригласила на ужин. Может, поможет решить денежный вопрос. А в десять встречаюсь с хозяином покалеченной тобой иномарки. ― Я тяжело вздохнула. ― Если ничего не выйдет, придётся машину продать. Этот человек шутить не любит.

Ромка отскочил от меня, как от прокажённой.

– Нет, мам! Ты не продашь «Ferrari». Это же папина. Ты не можешь так поступить со мной.

Он развернулся, вбежал в свою комнату и громко хлопнул дверью. Ничего. Пусть попереживает. Убедившись, что ключ от гаража всё ещё висит на моей связке, я купила тортик и через полчаса стояла возле добротной пятиэтажки. Лет тридцать назад её выстроил для своих сотрудников завод «Атлантик», которым руководил покойный муж Веры Львовны. Второй этаж. Восьмая квартира. Я нажала кнопку звонка и тут же дверь распахнулась.

– О, деточка! Заходи.

Я передала хозяйке торт и переобулась в предложенные мне тапочки.

– Зачем тратилась? ― старушка тряхнула пластиковой коробкой. ― У меня же сахар…

Я скинула пончо.

– С сахаром у Вас всё в порядке.

– Он приехал. Не посмел ослушаться маму. ― Шепнула женщина и указала на плотно закрытую дверь, ведущую в комнату.

– Приехал?

Вера Львовна потянула меня в зал.

– Саша живёт не у меня, в гостинице. А ко мне в гости приходит. Я не против, всё понимаю. Он же молодой симпатичный мужчина. Возможно, захочет девушку на ночь позвать. А тут мать-старуха с вечной бессонницей…

Я осмотрелась по сторонам. Просторная комната была похожа на музей восьмидесятых. Добротная югославская стенка, такая же была и у моих родителей, хрусталь на полках, стеллажи с книгами, ковры на полу. В центре стоял развёрнутый стол-книжка, покрытый вышитой скатертью.

Вера Львовна тяжело вздохнула.

– Представляешь, Саша постоянно требует, чтобы я согласилась на ремонт. Говорит, что мебель старая, поменять давно пора. А вот для меня каждая дощечка, каждый лоскуток тут связан с чем-то памятным. А что у меня осталось сейчас? Только воспоминания. Вот я и говорю, как помру, можешь всё это великолепие вынести прямо за гробом. А пока ни-ни!

Я положила руку на морщинистую кисть.

– Даже не думайте о смерти. С Вашим здоровьем Вы будете жить ещё очень долго и счастливо.

– Тсс. Сашке не говори, а то вообще мать забудет со своим бизнесом.

Я улыбнулась и кивнула.

Из закрытой комнаты доносилась английская речь. Видимо, сын Веры Львовны отчитывал кого-то из подчинённых. Я очень долго и упорно изучала язык Шекспира, чтобы однажды, встретившись с отцом, высказать ему всё, что думаю, на американском диалекте. Невольно я прислушалась. «За что я Вам деньги плачу? Шесть замов, и ни один не может поднять свою задницу?» Далее послышался русский мат и небольшое продолжение. «Всё, я занят. Вернусь через неделю, всех на хрен поувольняю!»

Через минуту в зал вошёл высокий широкоплечий мужчина, а я поняла, что уже созрела для того, чтобы провалиться сквозь землю.

Глава 5

― Аннушка, детка, позволь представить тебе моего сына. Александр. Саша, а это мой любимый доктор.

– Анна Игоревна. ― Я кашлянула.

Мужчина, хищно улыбаясь, медленно подошёл ко мне и взял мою кисть в свои огромные ладони. Не отрывая от меня насмешливого взгляда, он легонько дотронулся губами до ледяных пальцев.

– Рад знакомству. Даже не знал, что доктора в России такие сексуальные, а то давно вызвал бы к себе в номер парочку.

Я покраснела. О, с каким удовольствием мои ногти сейчас расцарапали бы это самодовольное холёное лицо!

– Сын! Не смущай Аннушку. Она девушка порядочная и уважительная. Столько лет терпит зловредных старух с участка! Одна я чего стою. ― Вера Львовна дождалась, пока сын займёт своё место за столом и продолжила. ― Знаешь, она даже отказалась от работы в новом центре, чтобы нас не оставлять. Кому мы нужны, если даже родные дети…

Хозяйка смахнула слезинку батистовым платочком.

– Мам! Ты опять за своё? Сколько раз я предлагал переехать в Америку?

– В Америку? ― старушка взвизгнула. ― И что я там буду делать? С кем общаться? Ни телевизор посмотреть, ни газету почитать…. Были бы хоть внуки, ― она махнула рукой и отвернулась.

Мажаров положил себе в тарелку огромный кусок запечённой курицы и подмигнул мне.

– Какие наши годы? А Вы кушайте, Анна Игоревна. Это домашняя еда. Смею заверить, никто в Вашу тарелку тут не плюнет.

– Саша! ― Вера Львовна была возмущена поведением сына. ― Чем говорить непристойности, лучше поухаживай за гостьей.

Когда моя фарфоровая миска была наполнена до краёв, старушка повела беседу в нужном направлении.

– Сын! Я вот для чего тебя позвала. Аннушка попала в очень неприятную ситуацию. На неё наехали какие-то бандиты, шантажисты-наркоманы, и теперь девочке требуется большая сумма. Для тебя это сущие пустяки, всего лишь семьсот пятьдесят тысяч российских рублей. Мы должны помочь хорошему человеку.